Что такое глобализация 2.0

Города столкнулись с целой серией вызовов: надо «переваривать» потоки мигрантов, искать новые источники ресурсов — старые уничтожаются населением слишком быстро, строить инновационную экономику и параллельно — бороться за глобальное лидерство, потому что конец кризиса означает передел сфер влияния. По мнению директора центра стратегических разработок «Северо-Запад» ВЛАДИМИРА КНЯГИНИНА, изменения, происходящие в крупных агломерациях мира, непосредственно повлияют на Россию. О конкуренции и развитии городов он рассказывает в интервью корреспонденту РБК daily ЕЛЕНЕ КРОМ.

Суперрегионы будущего

— Какие тренды определяют будущее городов мира?

— Четыре ключевые тенденции — метрополитенизация, формирование глобального города, поиск эффективных ресурсов и гуманизация. Метрополитенизация — это укрепление городов, городских систем и формирование так называемых суперрегионов.

Суперрегион — связанные между собой города, которые функционируют как единый эко­номический и культурный организм и в связи с этим претендуют на новый политический вес. В ближайшие несколько десятилетий на мировой карте сформируются, по разным оценкам, от 40 до 60 суперрегионов, и именно они определят лицо глобальной экономики. Список этих счастливчиков сейчас уточняется, но основные центры влияния уже понятны. Важно, что часть из них находится за пределами территории проживания «золотого миллиарда» — в Китае, Индии и других развивающихся странах. В Европе в число суперрегионов, безусловно, попадают основные столицы — Париж, Лондон, — но не только. В США прогнозируют формирование 14 ключевых суперрегионов.

И конечно, обсуждается вопрос, как строить транспортное сообщение внутри этой крупной агломерации. Авиатранспортные узлы должны быть укреплены настолько, чтобы без проблем принимать новые супермагистральные, суперкрупные лайнеры. Таких хабов, по крайней мере в начале развития, не будет много в связи с укрупнением пассажирских потоков. И уже с опорой на хабы будут строиться либо сети локальных авиаперевозок, либо, что более вероятно, системы высокоскоростных магистралей, которые покрывают ареал в радиусе примерно 600 км от хаба. Один из первых проектов, который реализуется в рамках указанного тренда в США, — это развертывание системы высокоскоростных магистралей в Калифорнии. Точно так же в Китае система высокоскоростных магистралей спланирована вдоль морского побережья, а уже от береговой линии «языки» магистралей ответвляются в глубь страны, с расчетной скоростью движения поездов 350 км/ч.

И второй ключевой вопрос: как строить энергоснабжение новых зон урбанизации. Трудно себе представить, что суперрегионы будут жить на возобновляемой энергетике, которая претендует на землю в качестве основного ресурса для расположения своих активов.

— А что с глобальными городами? Они существуют много десятилетий — это не новый тренд.

— Идея глобального города — это хит 1980—1990-х. Под нее были выстроены многие город­ские стратегии, в частности лондонская. Но сейчас мир говорит о глобализации 2.0 — новой версии, связанной как раз с изменением роли и функций ключевых городских центров. Во-первых, бывают периоды, в которые даже очень крупные города могут выпасть из мейнстрима, утратить политическое и экономическое влияние, — сейчас наступает именно такое время, когда за сохранение влияния надо биться. Во-вторых, на выходе из кризиса формируется новая экономика, соответственно, новое мировое разделение труда, и городские центры решают, какие функции в этом разделении им следует оставить за собой, а какие отпустить. В-третьих, старые системы управления городом были построены под старые задачи, а с новыми задачами справиться не могут — соответственно, идет поиск других управленческих моделей, и в этом процессе тоже намечаются свои лидеры и аутсайдеры. Города активно экспериментируют. Практики-экспериментаторы своими действиями сложат новую мировую архитектуру, а потом аналитики-стратеги уже задним числом обоснуют их новации.

— Какие городские эксперименты наиболее заметны?

— Например, экзотический эксперимент Нью-Йорка. Город ставит задачу стать инновационным, технологическим центром, которым никогда не являлся. Нью-Йорк давно существует как управленческий центр, обладающий также небольшим финансовым ядром и гигантским потребительским рынком. Только доходы от туризма перекрывают там прибыль, полученную за счет технологий, с огромным запасом. Но крупные агломерации чувст­вуют, что в новой архитектуре мира им далеко не гарантировано ведущее место — сами по себе масштабы города и прежние заслуги ничего не значат. А что творится в Буффало? Бывший индустриальный и логистический центр, частично утративший эти роли, сейчас буквально бьется за то, чтобы стянуть на себя функции будущего. Там, в частности, проводится одно из самых заметных в мире исследований процессов миграции и осуществляются разнообразные эксперименты по привлечению качественного населения. В том же ключе работает Бостон: тщательным образом отслеживает, сколько он притянул иностранцев, обладающих ключевыми компетенциями, в том числе математиков. Потому что даже если город сможет подготовить необходимое число специалистов «высшей пробы» на месте, это потребует огромного объема бюджетных средств и, главное, времени. Кстати, упомянутый выше тренд гуманизации, формирования привлекательного для человека города во многом связан с задачей извлечь ресурсы из окружающего мира. В целом эксперименты с миграционной политикой, привлечением инноваторов — на передней линии борьбы городов за лидерство. Наряду с экспериментами в области транспорта и энергетики.

Сегодняшние города невыносимо расточительны. Один из российских архитекторов недавно заявил, что эти города в перспективе 20 лет придется бросить. Мы же видели процесс закрытия деревень — очевидно, немалую часть городов постигнет та же судьба, хотя процесс будет растянут во времени. Когда новые потоки людей приходят на старую, давно уже неэффективную инфраструктуру, плюс нарастает процесс демонстративного потребления — ресурсы города постепенно исчерпываются. Во всяком случае не получится дальше считать, что ресурсы, в том числе энергетические, неограниченны, всегда доступны и на наш век их хватит.

Экономическая состоятельность

— Но для российских городов эта угроза неактуальна, не так ли? На наш век точно хватит нефти и газа.

— В применении к российским городам угроза заключается не столько в физическом исчерпании ресурса, сколько в экономической несостоятельности. Энергоресурсы продаются на россий­ском рынке уже по мировым ценам — вскоре, возможно, будут продаваться по ценам выше мировых. В то же время, по разным прогнозам, многие из технологий новой энергетики будут конкурировать по ценам с технологиями старой энергетики. У нас уже практически неконкурентоспособной оказалась цементная отрасль, потому что ее ресурсные затраты на порядок больше, чем на Западе. Та же ситуация на всех химических производствах. А дальше может оказаться, что грязные и ресурсно-затратные города не приспособлены вообще ни для чего. Любой вид хозяйственной деятельности автоматически становится неэффективным. А добиться прорыва на каком-то локальном участке при высокой затратности всего хозяйства вы не сможете. Это касается не только России — ни один город мира сейчас не является оптимальным с точки зрения ресурсной эффективности, и вопрос остается открытым. Но Европа, по крайней мере, уже определила 20 городов — экспериментальных площадок в области построения новой архитектуры эффективного использования ресурсов. Это плюс к тому, что уже делается там в последние десятилетия.

— Какую роль в формировании эффективного города играют новые подходы к девелопменту?

— Хороший вопрос, потому что новый девелопмент играет принципиальную роль. Это не только энергоэффективные кварталы, но и создание более рациональных дорожных и коммунальных систем, и гуманизация городской среды. Среда жизни в российском городе более агрессивная, нерв­ная и менее комфортная, чем в Европе. Это во многом следствие того, что наши города построены в логике Советского Союза, социалистической индустриализации. Они никоим образом не приспособлены под другую социальную структуру и образ жизни. А поскольку масштаб решений в советский период был гигантским, структуру нашего города невозможно поправить за счет мелких дисперсных инвестиций, как это часто происходило в Европе. Я думаю, что пространство крупного российского города должно быть перепроектировано полностью. Это не значит, что город нужно сносить под ноль, а потом заново строить. Это значит, что в старую городскую ткань необходимо интегрировать новые решения. Нужны ключевые объекты, которые по-новому организуют вокруг себя городскую жизнь.

— Такие, как «Москва-Сити» и «Охта-центр»?

— Если есть крупные инвестиции, почему мы должны от них отказываться? Тем более что ситуация на рынке недвижимости очень сложная. Крупные проекты, в том числе новые деловые районы, обычно возникают накануне экономических кризисов, на волне накопления больших денег. На выходе из кризиса такие проекты — большая редкость.

— Власти Петербурга приняли решение о переносе башни «Охта-центра» — пока не известно, куда именно. По вашему мнению, «Газпром» все-таки построит в Петербурге деловой район или эта история закончена?

— Важно, что продолжается диалог, и город инвестора пока не потерял. Но разговор о подборе нового места не должен свестись к обсуждению видовых характеристик. Не должно произойти так, что инвестору будет предложен земельный участок где-нибудь в глухой периферии — это будет абсолютно безопасно для архитектурных ансамблей Петербурга, но столь же бессмысленно для целей проекта. Инвестор и так сильно нагружен: он землю на Охте выкупил — что теперь с ней делать? Фактически речь идет о том, что ему нужно осваивать две территории — уже купленную и новую, которую город должен предложить. И какие решения можно применить городу к депрессивной территории Охты — за счет каких функций ее развивать, если деловой район будет построен в другом месте? Также возникает вопрос, будет ли в Петербурге, пусть за пределами видовых линий, фасадного горизонта центра города, высотное строительство? Или город вообще откажется от современной архитектуры? Вопросов пока больше, чем ответов. Но в любом случае я думаю, что часть затрат, которые инвестор уже понес, городу придется компенсировать. Потому что терять инвесторов легко — искать сложно.

— Возвращаясь к мировым трендам, давайте установим: что произойдет, если крупные российские города будут меняться заметно медленнее лидеров, останутся в стороне от глобализации 2.0?

— В худшем случае — маргинализация городов и их превращение в глухую периферию. Постепенная потеря населения, его старение, снижение качества человеческого капитала. Всякий раз, становясь дороже наших конкурентов в той или иной области деятельности, мы будем терять в своих городах тот или иной вид занятости. А значит, утрачивать людей с ключевыми квалификациями. И в итоге отстающие, как всегда, абсорбируют осадок. Но это процесс, конечно, длительный, и мы можем рассчитывать, что ничего совсем уж трагичного с нашими городами в ближайшее десятилетие не произойдет. Однако, если не бороться за место в высшей лиге, не произойдет и ничего положительного — с нами не будет связано ничего относящегося к будущему.

Надо четко понимать, что будущего без инновационных решений не существует. Это не красивые слова, просто в противном случае мы должны себе представить развитие как регресс, движение назад, что немыслимо.